Мы в Амстердаме. Припарковались у вокзала на подземной парковке, за 3-40 в час, но лучшего ничего не найти. Ася приезжать к нам не хочет, но на вечер приглашает нас к себе.
Гуляем. Показываю Гене кофешопы. Заходим в один – в Интернет кафе. Стоит густой запах травы. Но курить мне не хочется, да я и траву не очень люблю. Потом ходим по смарт –шопам. Здесь у меня опять разбегаются глаза. В одном накупаю грибов, поддаюсь на тему – купите четыре пачки – одну получите бесплатно, поэтому покупаю четыре. И еще Гена заикается про то, чтобы съесть грибы, мне нравиться эта идея, и я решаю их съесть – поэтому еще покупаю пачку сырых из холодильника. До этого я никогда не ела грибов в Амстердаме, да и вообшще в незнакомой городской среде. Без Гены рядом я вряд ли бы это сделала. Заходим в кафешку, берем еду, Гена ест бифштексы, а я грибы и запиваю их апельсиновым соком. Грибы назваются философские и сильно отличаются на вид от привычных для нас, тем что у них нет шляпок и ножек, и похожи они как написано в инструкции на кроличий помет.
Но не такие противные, как наши, на вкус. Но чуть-чуть есть. Гена удивляется – если грибы твой драг – то почему они тогда для тебя противны?
Уходим, идем гулять и меня прихватывает желание писать, при чем оно вызывает слезы и сильную беспомощность, в том смысле что я не могу пописать прямо здесь, наконец иду в кафешку в туалет, спускаюсь вниз, в туалет, писаю и плачу не совсем понимаю почему, но горько.
Не хочу уходить потому, что боюсь что меня опять прихватит. Но выходу к Гене. Дальше медленно двигаемся по городу и я чувствую, как для меня важен Гена, и что гулять по Амстердаму и сам в-общем-то Амстердам не важны для меня, а вот быть с ним, все время быть с ним – это важно.
Помогаю ему подтянуть лямку на ботинке, он отзывается – О! У тебе увеличилась энергетика.
Опять говорим на тему – мой ли драг (друг) грибы. Может и не мой?
Потом – галерея. Идем мимо галереи современной живописи – www. Gaiagallery.nk – что-то в этом роде. Я зашла и стала смотреть на картину пристально и близко пытаясь разглядеть как она написана. Огромная оранжевая картина, в современном стиле, с каким-то непонятными отрывистыми знаками. Тут выбежал мужик, я решила, что это художник почему-то и стал мне отрывисто говорить, что лучше смотреть эту картину с расстояния, его дерганость сбила мой процесс плавного наблюдения, вышибла меня резко из моего процесса, я отошла, но поскольку была выбита из процесса – не могла или не хотела уже смотреть на его картину с расстояния. Потом мы с Геной вышли и пошли в кафешку напротив пить чай, да и ходить я особо не могла, хотелось сидеть.
К нам долго никто не подходил из официантов, мне казалось, они меня боялись. Я через окно наблюдала за галерей, и мне видна была с расстояния эта картина – огромная во всю стену, и вывеска галереи – Гайа – земля – довольно претензионное название. И мне захотелось пойти туда снова поговорить с художником, узнать у него как долго он учился и трудно ли рисовать такие картины?
С таким чистосердечным намерением я пошла в галерею
Он дернулся поздоровался со мной. Я спросила — можно ли задать вам несколько вопросов? Он сказал — смотрите на картины. Я продолжала смотреть на него. Он сказал – надо со всеми здороваться.. И опустил глаза. Я спросила его – зачем здороваться? Имея в виду, если ты мною не интересуешья и не готов со мной поговорить или дать мне внимание – зачем здороваться со мной? Занимайся своим делом и дай мне спокойно посмотреть твои картины. Но для него этот мой очевидный вопрос был настолько чудовищен, видимо, он его себе никогда не задавал, и просто его не понял. Примерно так среагировал мой папа когда я его попыталась спросить – кто ты? Да, нет папа среагировал лучше.
Так вот, это голландец дергано сказал —
Мне не нравиться ваша энергия, и вывел меня из галереи. Я вернулась к Гене в кафешку, думая о своей удивительной способности везде находить кого-то, кто меня выгонит. Просто поразительно, незнакомый город, я веду себя аутентично и чистосердечно и ничего плохого не замышляя против этого художника, а он меня выставляет из галереи.
Разговариваю об этом с Геной – он – он же шарлатан и его постоянно это мучит, страх, за то, что он шарлатан, и люди это поймут – и ты пришла к нему без уважения его маски, поэтому этот страх возобладал в нем.
Я сижу, пью чай и смотрю на его галерею в центре Амстердама. И думаю про то, что социально он успешен, он художник, у него мастерская и галерея в центре Европы, а сам по себе как человек, он ничтожество, побежден страхом дерганый и нервный. Каким же мог быть Ван Гог? Или Гоген? Гена говорит – еще хуже.
Я говорю – да, Ван Гог мне никогда не нравился, сейчас понимаю это. И как-то это у меня проясняется в мозгах, что есть общественная истерия, я даже читала книжку про Ван Гога и полагается считать его великим, но его картины, мне действительно не нравились, а вот Моне – и я вспоминаю Метрополитен и два стога – такие треуголные сиреневые стоги- очень красивые. Мне глаз от них было не отвести в музее.
А мне нравиться Моне, Ген.
Да, Моне – тоньше, и можно
Тут вижу, как с галереи снимается флаг и представляю себе как она закрывается на моих глазах – как то, что временное искусство – сворачивается.
А можно через дисгармноию, через ужас – вызывать резонанс – это Ван Гог и множество других художников, которые выражают таким образом свой собственный ужас.
У меня опять проясняется и понимаю, что Гена может все разложить по полочкам. И это отличающий его язык. То, что может именно он.
Перед этим он спрашивал меня о нашем языке – если писать книгу – то у каждого был свой язык – у Кастанеды свой, у Гурдживева свой – а у нас какой? Действительно ты, говорила я ему можешь использовать любой. Да, но ведь нужен наш, чтобы книга вызывала интерес, и чтобы передать наши идеи.
В эту эпоху хаоса, и когда все перепутано, книга которая бы давала модель и раскладывала многие вещи по полочкам может быть очень полезна.
Да, так вот художник, я же тоже хочу популярности – и для меня галерея вАмстердаме- это О! А с другой сторны – я не хочу быть как этот художник – идти через тьму, то есть быть во тьме. А тогда – популярность мало вероятна.
Этот разговор переходит в разговор о общечеловеческом уровне. Есть он или нет, и если есть, то в чем?
Есть ли общечеловеческий уровень восприятия – лады и гармония?
Круг – завершенность и не завершенность?
Как вот если человеку дать два рисунка один — незавершенный круг, а другой — завершенный и спросить — какой более гармоничен — что он выберет?
Гена — завершенный.
Я — значит есть общечеловеческий уровень?
Да.
И что в нем?
Я есть.
Спускаюсь в туалет и опять у меня продолжение истории с туалетом – женского туалета нет, есть мужской и еще непонятная дверь, потом выясняется ведущая на кухню. В мужском несколько кабинок, писсуары, и общая не закрывающаяся дверь. Я нервничая, иду в мужской. Опять еле плачу, писаю, и ухожу.
Потом спускаюсь туда снова, и обнаруживаю, что женский был и на нем написано – закрыт. Но на мужском ничего не написано – ни то, что он теперь общий. Я иду в него и приходит мужик и начинает писать в писсуар. Я думаю – ну наверное не стоит пугать мужика своим видом и дожидаюсь, пока он уйдет.
Я еще слегка не вменяема, поэтому Гена просит у девушек расчет – он говорит следующее – Девушка – check out, пожалуйста, в общем смысле правильно, в гостиницах – check out – значит расчет, но в кафе – правильно сказать дайте счет – т.е. Билл. И это поймут. Девушка разумеется не понимает, и приходится говрить – Билл.
Мы идем дальше гулять и тут звонит мой телефон, по которому звонит Клаудия, которой я написала сегодня письмо. Мы договариваемся встретиться в три на площади Дам. При этом я вешаю трубку и выясняется что на нашем мобильнике – уже без пятнадцати пять. Гена – говорит – перезвони ей. Я говорю – да не могу я – она звонила с питерского телефона. Гена – говорит – так может она в Питере и обещала зайти к тебе домой через пятнадцать минут? Я да нет, не может быть, уже не настолько я без ума.
Мы приходим на ратушную площадь. Да, я нахожу от нее сообщение в мобильнике, обнаруживаю ее номер телефона и пытаюсь написать смс, но это слишком сложно. Обычно такие тонкие действия требующие рационального сознания очень трудно делать под грибами. Я решаю – это значит что мы пойдем встречаться в пять. Имелось в виду это. И действительно на ратуше на площади дум- три часа – это замечает Гена. Потом я понимаю, что это тот мобильник, который мы не перевели на европейское время, поэтому он показывает на два часа позже.
Гена находит в какой-то магазин и отправляет меня на площадь говоря ждать его у какого мужика – статуи, которую мы видели с утра. Я иду, чувствую, как во мне говорит страх встречаться с Клаудией – потому что она тоже меня не поймет, и как опять будет больно, если она тоже меня отвергнет тем или иным способом, особенно после этого художника. Но, тут я думаю – я же хочу дружбы с иностранцами, я столько ради этого делаю – стоит попробовать еще раз, если она идет на контакт со мной – почему бы не попробовать?
И уже лечу в колонне у которой мы должны встретиться, но Клаудии там нет, тогда иду туда где мы встречаемся с Геной встречаю его и слышу диджери-ду, рядом двое негров-аборигенов играют на дидже – я подхожу, сажусь напротив них и чувствую, как все во мне резонирует на эту музыку, как это – есть моя струна, как это единственное в этом городе, где все чуждо и изгоняющее ведет себя – то, что мое. И я слушаю их, попадаю в резонанс, и готова уже отдать им все мои деньги, но тут Гена поднимает меня и говорит- три часа – иди искать Клаудию – потом вернешься к ним, если захочешь. Я встаю и вижу, как они тоже сворачиваются.
Подходим к колонне, подбегает Клаудия и сама предлагает отвезти на св нью-эйдж магазинчик. Я рада – у нас нашелся экскурсововд, человек который отведет Гену туда, куда он хотел. Гармония опять же, а то я потеряла эту функцию и забыла, о том, что Гена хотел в этот магазинчик.
Мы пришли.
Игра трансформационная. Потом игра по Гурджиеву. Красота модели. Я застряла на этой красоте схемы, которая была на обложке.
Стала думать так же красиво — схематично разложить семерку. И по ней сделать книгу.
Девять – слишком много (семь плюс минус два) – а семь – самое то – середина – срединный путь.
При этом мои движения были еще не точны, и этого обыденного сознания такого в котором я играю нормального человека еще не вернулось ко мне, но здесь мои неправильные движения компенситровались Клаудией, в частности она еще это делал зная что я иностранец, она пригласила нас на чай и мы попили чаю в этом магазинчике. Для меня опять же было хорошо посидеть.
Туалет опять — же.
Плюс разговор про любовь. У меня на глаза наворачивались слезы. Когда Гена говорил с Клаудией о любви.
Мне было сложно говорить и я немного стеснялась из-за своих слез.
Любовь – это когда нет сомнений.
….. Любовь дается не каждому, и если это любовь, то ты не колеблешься, ты точно знаешь, но если это не любовь, а ты хочешь любить — ты можешь сделать усилие и сыграть в любовь и это может привести тебя в любовь, отказаться от этих денег и поехать в Англию к нему навсегда. И тогда это может привести тебя в любовь.
Про Артема – она все простила мне. Как же мне быть. Уже издеваться над ней я не могу? Я боюсь этой любви. Что же делать?….
Здесь я начала плакать.
Уезжать ли в Аргентину.
Выбор.
Туалеты и социум.
Потом мы едем назад. Ася присала сообщение, что будет дома после девяти. Гена предлагает ей позвонить – я не хочу звонить Асе, я как бы чувствую,что она не хочет нас видеть. Это то, что излучает ее сообщение.
Но разговариваем с Геной, и я понимаю, что он устал, но не говорит об этом, я же не могу пока вести машину. Я решила ехать в Кельн к своим друзьям детства – это еще 400 км примерно отсюда, может 350.
Чувствую себя виноватой перед Геной, и свои матрицы, что я как бы жертвую им перед средой, чужим человеком, хотя вроде бы Гена важнее, и можно было попросить Асю, она уже обещела нам ночлег, а не тушеваться перед ней.
Переживаю. Да еще перед этим колеблюсь не поехать ли в Вупперталь. Но Гена – спать в палатьке? И понимаю, что он не хочет спать сегодня снова в палатке.
В-общем мы едем в Кельн.